Давно я не орошал страницы своих дневничков потоком сознания. До повторного провала в сон ощущал полярный круг как огромную неправильную параболу. Я был близок к нему физически, и одновременно будто склонился над картой в совсем ином месте. Несмотря на географические координаты кругом было тепло как в теплице, от почвы шли испарения, в следах образовывались маленькие озерца. Я недоумевал, на дворе зима, а здесь в Запорлярье - тропический рай!
Подобные мысли совсем перестали посещать меня в отношении местных температур, и всё же выйдя вчера на улицу я не сразу понял как можно было проснуться в май. Было так тепло, что я мгновенно взмок. Долго бродил по залитым солнцем и укрытым росной травой улицам, искал лавочку. Вечные поиски, редко сулящие успех, на сей раз не повезло. Пришлось прислониться к сараю источающему тонкий аромат нагретого дерева, отсюда открывался замечательный вид на чёрное кривое дерево и угол обветшалого здания. Я досадовал на то, что не взял с собой принадлежностей для рисования и стульчик. Пил пиво, слушал Набокова. Ища лавочку я уже успел насладиться историей про Колетт -девочку в чьих "светло-зеленоватых глазах располагались по кругу зрачка рыжие крапинки", но сейчас понял, что половину слов пропустил мимо уха, воистину понимание текста не так уж сильно зависит от языка на котором она будет изложена. Открывая заново детали детской любви случившейся в Биаррице, я щурился от скрытого пушком облака солнца, хмелел от весеннего запаха, в общем всё шло слишком хорошо. Я чувствовал кожей, что кто-то должен был прогнать меня с земли в которую я врос ботинками, и как всегда бывает в подобных опасениях, тайно желал, чтобы это поскорее случилось. Открыв зажмуренные глаза я натолкнулся взглядом на рыжую шавку, которая немедленно залилась лаем. Я пытался припугнуть животное, но голос собаки стал ещё визгливее, мне не оставалось ничего иного как уйти. Продолжил слушать книгу я на сломанных качелях в соседнем дворе, рядом располагалось ПТУ, в наушниках бегала с обручем тоненькая Колетт , а прямо по курсу пересекала двор пара упитанных студенток, запомнились дутые, разделённые на круглые секции рукава чёрных курток. Подумалось, что если бы я был по-прежнему болен одиночеством, то возможно пристроился к ним, купил бы пива и рыбки, предложил бы сесть...Куда? И дальше что? О чём говорить? Не о Набокове же!
И дело даже не в том, что они птушницы, будь на их месте институтки - изменилось ли что нибудь? Сколько у меня было таких шапочных знакомств? Что осталось в памяти? Только ощущения. Мои ощущения. Я голоден, мне холодно, досада на мать оборвавшую телефон. Назавтра ощущение потерянного времени, пытаешься себя уговорить - молодость пройдёт и этого не будет. Возникало ли хоть раз то мистическое чувство, что описывает Набоков? Впрочем все эти мысли не коснулись меня вчера, а то что пришло сегодня есть ни что иное как размышление на тему.