Единственная книга из эпоса Кастанеды, которую я неплохо знаю, потому как многократно перечитывал, это «Сказки о силе». Так что моё знание мат. части ограничивается самыми примерными представлениями. Однако, когда утром 4 мая меня накрыло весьма специфическим расстройством, я почему-то сразу вспомнил о потере человеческой формы. Вот описание этого процесса, которое я вскоре нашёл:
читать дальше«Однажды, когда я находился в Лос-Анжелесе, я проснулся на рассвете с невыносимой тяжестью в голове. Это не было головной болью. Скорее, это походило на сильное давление в ушах. Я чувствовал тяжесть также на висках и в горле. Я ощущал жар, но только в голове. Я сделал слабую попытку подняться и сесть. Мелькнула мысль, что у меня, должно быть, удар. Поначалу мне хотелось позвать на помощь, но я все же как-то успокоился и попытался преодолеть страх. Через некоторое время давление в голове начало спадать, но усилилось в горле. Я задыхался, хрипел, кашлял. Спустя некоторое время давление постепенно переместилось на грудь, затем на живот, в область паха, пока, наконец, через стопы не ушло из тела.
Происходившее со мной, чем бы оно ни было, длилось примерно два часа. В течение этих мучительных часов казалось, будто что-то внутри моего тела действительно движется вниз, выходя из меня. Мне чудилось, будто это что-то сворачивается наподобие ковра. Другое сравнение, пришедшее ко мне в голову, - шарообразная масса, передвигающаяся внутри тела. Первый образ все же был точнее, так как более всего это походило на что-то, сворачивающееся внутри самого себя, ну прямо как скатываемый ковёр. Оно становилось все тяжелее и тяжелее, а отсюда - нарастающая боль, ставшая совсем нестерпимой к коленям и ступням, особенно в правой ступне, которая оставалась очень горячей ещё с полчаса после того, как вся боль и давление исчезли.
Ла Горда, услышав мой рассказ, сказала, что на этот раз я наверняка потерял свою человеческую форму, сбросив все щиты или, по крайней мере, большинство из них. Она была права. Не зная и даже не соображая, что произошло, я оказался в совершенно незнакомом состоянии. Я чувствовал себя отрешённым, не ощущающим воздействий извне».
А ниже моё описание, сделанное около трёх часов дня (расколбас прекратился примерно через полчаса после записи). Я не хотел оставлять его здесь, потому что мне померещилось, что в тексте проскальзывает истерика. Мне стало стыдно за свою слабость, но теперь как-то всё равно. Отболело.
«Сегодня мне, наконец, приснился долгоиграющий осознанный сон, и всё бы ничего, да через десять минут после пробуждения меня накрыло такой разрывающей на части тревогой, что я до сих пор не могу с ней совладать.
На горло и живот давит, голова горит, периоды внутреннего молчания оборачиваются пугливым диалогом, в общем, целая буря. А мне ещё казалось, что я весь сон только и делал, что галлюцинировал. От галлюцинаций меня, наверное, так бы не трясло. Вроде ничего особенного для увеличения скорости съезда крыши я не делаю, пару раз практиковал борьбу с мыслями перед сном и, в общем – всё, а вот, поди ж ты. И главное непонятно как реагировать – постараться по-быстрому соорудить ещё более прочные щиты или всё-таки отдаться этому отвратительному настроению.
С утра пораньше сбегал на природу. Облегчение состояния наблюдалось во время прислушивания к пению лягушек на пруду и рисования, но совсем немного и ненадолго. Пиво так же не дало ощутимого результата, разве что возбудило аппетит. Теперь я собираюсь практиковать чисто кастанедовский метод возвращения к обычному состоянию, то есть писанину. Посмотрим, что это даст. Конечно, мне не нравится то, с каким драматизмом, я переживаю подобные состояния. Впрочем, если переживание терпимое, я и словом о нём не обмолвлюсь, но иногда я чувствую, что не то чтобы теряю контроль, просто больше не могу терпеть. Я не настолько мазохист чтобы получать удовольствие от многочасовых мучений. Хочется уже, чтобы они, наконец, закончились!»
Хронология страданий была такой: первые симптомы появились в шесть утра, а закончилось всё в половине четвёртого дня. Сначала я почувствовал жар в голове, как будто у меня случился тепловой удар. Это было что-то новенькое. Я приподнялся и прислушался к себе, на виски и перепонки сильно давило, в правом ухе звучал уже знакомый мне « бинауральный» звук - «пых-пых-пых». Но я сразу нашёл, на что списать этот симптом - обострение остеохондроза. Однако встав, я вдруг заметил, что горло тоже не в порядке. Я давно свыкся с давлением и жаром в области щитовидки, но сейчас, работа горловой чакры была столь явной, что онемела верхняя часть груди. Над сердцем как будто образовалось некое пульсирующее отверстие, на живот давило так, что обозначился пресс. Нарастала иррациональная тревога. Я часто чувствую её перед сном, но для пробуждения она не слишком характерна. И всё же, вместе со всеми этими неприятными, если не сказать – болезненными переживаниями, во мне пробивалось волшебное чувство. Я вдруг понял, что в этот самый момент возможно всё. Только мне нельзя оставаться на месте.
В восемь утра я вышел из дома и двинулся в сторону дачи. Нервозность к тому времени стала просто непереносимой, я вздрагивал от каждой тени, а когда на меня неожиданно залаяла собака, чуть не лишился духа. Ещё помню, что на полпути у меня возникли стреляющие боли в правой ступне, такие сильные, что я даже был вынужден снять башмак, и помассировать свод заклинившей конечности. Впрочем, этот симптом, я также отнёс к болям в позвоночнике, тем более они доканывали меня накануне. Наконец, к часам девяти, я добрался до места, где можно было порисовать. К сожалению, кругом были люди, что только взвинтило мою нервозность. Потом позвонила мать, и моя тревога выросла до таких высот, что я, наплевав на окружение, принялся постанывать. Однако рисование скоро привело меня в относительную норму. Потом я купил бутылку пива, и быстро опорожнив её, вдруг погрузился в ностальгическое настроение, обернувшееся ноющим ощущением в груди. В той самой точке над сердцем, в которой теперь как будто пел влажный ветер.
Окончательно буря улеглась, только после того, как я вернулся домой и принялся описывать свои переживания в текстовом редакторе. Этот щит сработал безукоризненно.
Не думаю, что то, что со мной произошло можно назвать потерей человеческой формы. Конечно сходство симптомов, за исключением ощущения скатывающегося коврика, просто поразительно, но для меня все эти переживания не так уж новы. Другое дело, что их интенсивность в тот день просто зашкаливала, и меня наполняла не только тревогой, но и предчувствием чего-то волшебного. Именно из-за него я и задался вопросом – а может, не стоило сопротивляться?
Вообще же потеря человеческой формы – перспектива крайне заманчивая. «Странный покой» как «руководящая сила жизни»…Есть о чём помечтать. Пока же подобные бури оборачиваются лишь короткими передышками. Я спокоен, день-другой, а потом всё начинается сызнова. Впрочем, сам виноват, давно надо было пересмотреть своих внутренних монстров, главнейшим из которых является страх смерти. Тревога, как я уже давно понял, связана именно с ним.
Ведь всё про себя знаю, что ж ничего не делаю-то?
В голове непрестанно крутится это знаменитое скарлетохаровское: «Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра». Кажется, что завтра для этого будут идеальные условия, на самом же деле здесь срабатывает моё привычное нежелание ввязываться в большое дело. Переработка своих страхов кажется чем-то неподъёмным, чем-то, к чему не знаешь, как подступиться. Мне проще иметь дело с надводной частью айсберга, чем с тем, что под водой.
Или, если отставить метафоры – я предпочитаю справляться с кризисом, а не принимать меры по его предотвращению.
Справедливости ради нужно заметить, что я был на удивление спокоен девятого мая. Меня действительно мало затрагивали чужие слова, разве что я ощущал лёгкую грусть от понимания того, насколько внушаем человек. Как, не имея ни малейшего опыта в какой-то области, он готов насмерть биться за навязанные ему представления. Может всё-таки какой-нибудь мини-щит и сгорел… Ну или не сгорел, а хотя бы подплавился. Было бы слишком оптимистично ожидать, что моё социальное «я» сдастся так просто. Отчаянье берёт, как подумаешь, какая у него это жёсткая конструкция.
читать дальше«Однажды, когда я находился в Лос-Анжелесе, я проснулся на рассвете с невыносимой тяжестью в голове. Это не было головной болью. Скорее, это походило на сильное давление в ушах. Я чувствовал тяжесть также на висках и в горле. Я ощущал жар, но только в голове. Я сделал слабую попытку подняться и сесть. Мелькнула мысль, что у меня, должно быть, удар. Поначалу мне хотелось позвать на помощь, но я все же как-то успокоился и попытался преодолеть страх. Через некоторое время давление в голове начало спадать, но усилилось в горле. Я задыхался, хрипел, кашлял. Спустя некоторое время давление постепенно переместилось на грудь, затем на живот, в область паха, пока, наконец, через стопы не ушло из тела.
Происходившее со мной, чем бы оно ни было, длилось примерно два часа. В течение этих мучительных часов казалось, будто что-то внутри моего тела действительно движется вниз, выходя из меня. Мне чудилось, будто это что-то сворачивается наподобие ковра. Другое сравнение, пришедшее ко мне в голову, - шарообразная масса, передвигающаяся внутри тела. Первый образ все же был точнее, так как более всего это походило на что-то, сворачивающееся внутри самого себя, ну прямо как скатываемый ковёр. Оно становилось все тяжелее и тяжелее, а отсюда - нарастающая боль, ставшая совсем нестерпимой к коленям и ступням, особенно в правой ступне, которая оставалась очень горячей ещё с полчаса после того, как вся боль и давление исчезли.
Ла Горда, услышав мой рассказ, сказала, что на этот раз я наверняка потерял свою человеческую форму, сбросив все щиты или, по крайней мере, большинство из них. Она была права. Не зная и даже не соображая, что произошло, я оказался в совершенно незнакомом состоянии. Я чувствовал себя отрешённым, не ощущающим воздействий извне».
А ниже моё описание, сделанное около трёх часов дня (расколбас прекратился примерно через полчаса после записи). Я не хотел оставлять его здесь, потому что мне померещилось, что в тексте проскальзывает истерика. Мне стало стыдно за свою слабость, но теперь как-то всё равно. Отболело.
«Сегодня мне, наконец, приснился долгоиграющий осознанный сон, и всё бы ничего, да через десять минут после пробуждения меня накрыло такой разрывающей на части тревогой, что я до сих пор не могу с ней совладать.
На горло и живот давит, голова горит, периоды внутреннего молчания оборачиваются пугливым диалогом, в общем, целая буря. А мне ещё казалось, что я весь сон только и делал, что галлюцинировал. От галлюцинаций меня, наверное, так бы не трясло. Вроде ничего особенного для увеличения скорости съезда крыши я не делаю, пару раз практиковал борьбу с мыслями перед сном и, в общем – всё, а вот, поди ж ты. И главное непонятно как реагировать – постараться по-быстрому соорудить ещё более прочные щиты или всё-таки отдаться этому отвратительному настроению.
С утра пораньше сбегал на природу. Облегчение состояния наблюдалось во время прислушивания к пению лягушек на пруду и рисования, но совсем немного и ненадолго. Пиво так же не дало ощутимого результата, разве что возбудило аппетит. Теперь я собираюсь практиковать чисто кастанедовский метод возвращения к обычному состоянию, то есть писанину. Посмотрим, что это даст. Конечно, мне не нравится то, с каким драматизмом, я переживаю подобные состояния. Впрочем, если переживание терпимое, я и словом о нём не обмолвлюсь, но иногда я чувствую, что не то чтобы теряю контроль, просто больше не могу терпеть. Я не настолько мазохист чтобы получать удовольствие от многочасовых мучений. Хочется уже, чтобы они, наконец, закончились!»
Хронология страданий была такой: первые симптомы появились в шесть утра, а закончилось всё в половине четвёртого дня. Сначала я почувствовал жар в голове, как будто у меня случился тепловой удар. Это было что-то новенькое. Я приподнялся и прислушался к себе, на виски и перепонки сильно давило, в правом ухе звучал уже знакомый мне « бинауральный» звук - «пых-пых-пых». Но я сразу нашёл, на что списать этот симптом - обострение остеохондроза. Однако встав, я вдруг заметил, что горло тоже не в порядке. Я давно свыкся с давлением и жаром в области щитовидки, но сейчас, работа горловой чакры была столь явной, что онемела верхняя часть груди. Над сердцем как будто образовалось некое пульсирующее отверстие, на живот давило так, что обозначился пресс. Нарастала иррациональная тревога. Я часто чувствую её перед сном, но для пробуждения она не слишком характерна. И всё же, вместе со всеми этими неприятными, если не сказать – болезненными переживаниями, во мне пробивалось волшебное чувство. Я вдруг понял, что в этот самый момент возможно всё. Только мне нельзя оставаться на месте.
В восемь утра я вышел из дома и двинулся в сторону дачи. Нервозность к тому времени стала просто непереносимой, я вздрагивал от каждой тени, а когда на меня неожиданно залаяла собака, чуть не лишился духа. Ещё помню, что на полпути у меня возникли стреляющие боли в правой ступне, такие сильные, что я даже был вынужден снять башмак, и помассировать свод заклинившей конечности. Впрочем, этот симптом, я также отнёс к болям в позвоночнике, тем более они доканывали меня накануне. Наконец, к часам девяти, я добрался до места, где можно было порисовать. К сожалению, кругом были люди, что только взвинтило мою нервозность. Потом позвонила мать, и моя тревога выросла до таких высот, что я, наплевав на окружение, принялся постанывать. Однако рисование скоро привело меня в относительную норму. Потом я купил бутылку пива, и быстро опорожнив её, вдруг погрузился в ностальгическое настроение, обернувшееся ноющим ощущением в груди. В той самой точке над сердцем, в которой теперь как будто пел влажный ветер.
Окончательно буря улеглась, только после того, как я вернулся домой и принялся описывать свои переживания в текстовом редакторе. Этот щит сработал безукоризненно.
Не думаю, что то, что со мной произошло можно назвать потерей человеческой формы. Конечно сходство симптомов, за исключением ощущения скатывающегося коврика, просто поразительно, но для меня все эти переживания не так уж новы. Другое дело, что их интенсивность в тот день просто зашкаливала, и меня наполняла не только тревогой, но и предчувствием чего-то волшебного. Именно из-за него я и задался вопросом – а может, не стоило сопротивляться?
Вообще же потеря человеческой формы – перспектива крайне заманчивая. «Странный покой» как «руководящая сила жизни»…Есть о чём помечтать. Пока же подобные бури оборачиваются лишь короткими передышками. Я спокоен, день-другой, а потом всё начинается сызнова. Впрочем, сам виноват, давно надо было пересмотреть своих внутренних монстров, главнейшим из которых является страх смерти. Тревога, как я уже давно понял, связана именно с ним.
Ведь всё про себя знаю, что ж ничего не делаю-то?
В голове непрестанно крутится это знаменитое скарлетохаровское: «Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра». Кажется, что завтра для этого будут идеальные условия, на самом же деле здесь срабатывает моё привычное нежелание ввязываться в большое дело. Переработка своих страхов кажется чем-то неподъёмным, чем-то, к чему не знаешь, как подступиться. Мне проще иметь дело с надводной частью айсберга, чем с тем, что под водой.
Или, если отставить метафоры – я предпочитаю справляться с кризисом, а не принимать меры по его предотвращению.
Справедливости ради нужно заметить, что я был на удивление спокоен девятого мая. Меня действительно мало затрагивали чужие слова, разве что я ощущал лёгкую грусть от понимания того, насколько внушаем человек. Как, не имея ни малейшего опыта в какой-то области, он готов насмерть биться за навязанные ему представления. Может всё-таки какой-нибудь мини-щит и сгорел… Ну или не сгорел, а хотя бы подплавился. Было бы слишком оптимистично ожидать, что моё социальное «я» сдастся так просто. Отчаянье берёт, как подумаешь, какая у него это жёсткая конструкция.
@темы: осознанные сны